Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Война и послевоенное восстановление дали импульс форсированному развитию нефтегазового сектора. Во «втором Баку» в Урало-Поволжье вскоре будет добываться более половины советской нефти. В 1949 году в СССР пробурят первую в мире морскую скважину — на Каспии. В 1946 году в Москву впервые пришел газ — с саратовских месторождений[978].
Но экономика и финансы продолжали испытывать запредельные нагрузки. Доходы населения — зарплаты, пенсии, пособия — выросли со 170 миллиардов рублей в 1940 году до 222 миллиардов в 1945-м, а товарооборот уменьшился со 175 до 160 миллиардов. Финансирование растущих расходов шло во многом за счет эмиссии: на 1 января 1946 года в обороте находилось 73,9 миллиарда рублей, тогда как к началу войны — 18,4 миллиарда. Отсюда и рост цен, наиболее заметный на колхозных рынках: в 4,7 раза по сравнению с 1940 годом[979]. А надо было еще кормить Восточную Европу и даже Францию. С конца 1946-го до осени 1947 года в стране ощущался настоящий голод. По различным оценкам, тогда умерли от голодной дистрофии от одного до двух миллионов человек[980].
На октябрьском пленуме ЦК 1952 года в числе прочих прегрешений Молотова Сталин назовет и призывы поднять в то время заготовительные цены на хлеб. Вспоминал Микоян: «Мы ехали в машине к Сталину на дачу, и Молотов сказал мне: “Я собираюсь внести Сталину предложение о повышении цен при поставках хлеба колхозами государству”… Когда мы приехали, Молотов при мне стал доказывать Сталину, что крестьяне мало заинтересованы в производстве хлеба, что нужно поднять эту заинтересованность, то есть нужно по более высоким закупочным ценам оплачивать поставки хлеба государству. “У государства нет такой возможности, делать этого не следует”, — коротко сказал Сталин, и Молотов не стал возражать»[981].
В 1947 году, ободренное быстрым восстановительным ростом, правительство решило увеличить ряд показателей пятилетнего плана. Начался взрывной рост инвестиций, которые достигали в среднем за год 22 процента национального дохода против 17 процентов в довоенный период[982]. 27 мая ПБ создало комиссию по денежной реформе под руководством Молотова. Текст постановления был написан его рукой и подписан Сталиным, других отметок о голосовании нет[983]. Хотя операция готовилась в строжайшей тайне, слухи о ней просочились, скорее всего, с фабрики Гознак, где новые купюры начали печатать. Сметалось все подряд. Решение об отмене карточной системы и денежной реформе Политбюро приняло в субботу 13 декабря. В понедельник 15 декабря сберкассы начали обмен старых денег на новые в соотношении десять к одному. Вклады в сберкассах переоценивались в зависимости от сумм: до 3000 рублей — один к одному, от 3 до 10 тысяч — за три старых два новых, свыше 10 тысяч — за два старых — один новый. В итоге около трети денежной массы так и не было представлено к обмену.
СССР отменил карточки раньше других обожженных войной европейских стран. Вводились единые цены, которые были ниже цен в рыночной и коммерческой торговле. На ряд первоочередных товаров — хлеб, муку, крупы, макаронные изделия — цены были даже на 10–12 процентов ниже существовавших ранее государственных цен. Люди получили возможность свободно и без каких-либо лимитов приобретать столь дефицитные в военные и первые послевоенные годы продукты, одежду обувь, папиросы[984].
При составлении плана на 1948 год Сталин снизил предусмотренные темпы прироста производства с 22 до 19 процентов, и именно эта цифра содержалась в представленном ему Молотовым, Вознесенским и Берией 12 февраля 1948 года документе. Это был последний план развития, под которым стояла подпись Молотова. Результаты превзошли все ожидания. Удалось преодолеть голод — последний в истории страны. Валовой сбор зерна достиг довоенного уровня, а урожаи картофеля и подсолнечника оказались рекордными. Промышленность выросла на 27 процентов — наивысшие темпы в мире. Консервативность денежной реформы позволила без инфляции увеличить эмиссию, объем денежной массы за год вырос с 13,4 до 23,8 миллиарда рублей[985].
Против Маршалла
20 января 1947 года вышел в отставку Бирнс. Новый глава Госдепартамента шестидесятисемилетний генерал Джордж Маршалл с 1939-го по осень 1945 года возглавлял штаб армии США. 10 февраля его заместитель Ачесон заявил, что «внешняя политика России является агрессивной и экспансионистской». Молотов выступил с нотой, осудив заявление как «грубо клеветническое и враждебное в отношении Советского Союза». Маршалл счел заявление Ачесона адекватным[986]. Отношения с новым госсекретарем начинались «многообещающе».
В январе 1947 года американская и английская оккупационные зоны в Германии, несмотря на протесты Москвы, были объединены в «Бизонию». Германский вопрос предсказуемо стал центральным и на очередной сессии СМИД, которая в марте проходила в Москве. Утром 10 марта Маршалл был у Молотова, напомнив, что впервые увиделся с ним в 1942 году в Белом доме, когда обсуждали проблему второго фронта.
— Хотя разговор на эту тему не был успешным, он был полезным. Тем не менее много было сделано в сорок втором[987], —заметил министр.
Маршалл был очень непростым партнером для переговоров. Он не без кичливости заявлял об отсутствии дипломатических манер и своей военной прямоте. «Я не дипломат. Я имею в виду ровно то, что говорю, и нет смысла читать у меня что-то между строк, потому что там нечего читать». На самом деле дипломатического опыта ему было не занимать: Маршалл участвовал во всех конференциях союзников военного время, посредничал в переговорах между КПК и Гоминьданом в Китае. «Месяцы назад, еще во время войны, Маршалл узнал, что Молотов неуступчив в отстаивании русских претензий и взглядов, — писали официальные биографы госсекретаря. — Он рассматривал Молотова как старого жесткого переговорщика, который всегда предпочтет обращение к прежним аргументам поиску компромисса… Поскольку хаос в оккупированных странах играл на руку Советам, у Молотова не было стимулов быть великодушным»[988].
Министр дал понять, что его приоритет — выполнение договоренностей Ялты и Потсдама по репарациям, денацификации и демократизации Германии. 11 марта Молотов возмущался тем,